– Ради денег, моя дорогая, зачем же еще? Прежних совсем не осталось, а тут появился шанс немало огрести. За Пляцувку я плачу большие налоги, прежние дикие поселенцы в ней теперь стали легальными и ни гроша не платят, а мне налоги с каждым годом увеличивают. Открыть казино без Антося у меня не было возможности, вот и вышла за него. У него ведь везде друзья-приятели. Те еще приятели, друг дружке глотку перегрызть готовы. Когда я шла на это, еще не знала, в какое болото лезу, думала, не такая уж грязь. А сейчас я бы охотно свернула это предприятие, за несколько месяцев не только расплатилась с долгами, но даже и накопила немного, так что не раскаиваюсь. Вот только Антося жалко, ведь он в этом болоте по уши завяз, а я к нему уже привыкла. Знаешь, старый, да ярый. Ну да ладно, не обращай на нас внимания. И никому ни слова! Гортензии наври что-нибудь о супружеской измене или какую другую романтическую историю придумай, она любит. Можешь и на поединок намекнуть.
Итак, бедная тетка Барбара вышла замуж за шантажиста, мошенника и просто преступника! Ну да что теперь отчаиваться? И Юстина в соответствии с советами Барбары сообщила ошалевшей от любопытства Гортензии о преступлениях на любовной почве. Гортензия была вполне удовлетворена, ни минуты не усомнившись в низком моральном уровне высоких государственных деятелей. Она даже подвела философскую базу, рассуждая об общечеловеческих ценностях.
– Вот, гляди, времена меняются, а люди все те же остаются! И в мои молодые годы все эти министры да генералы распутству предавались, в притонах государственные денежки просаживали да тратили на любовниц. Теперешние ничуть не лучше. Я так думаю, Барбара Фелю взаперти держит, чтобы не шокировать, а то ведь к ксендзу с жалобой побежит.
На фоне всех этих удручающих явлений современности прабабкины записи, хотя и несколько однообразные, действовали на душу как целительный бальзам.
…а я об этих скандалах ничего и не знала, всецело занятая нашими лошадьми. Подумать только, пани Машковская! Урожденная Вальдецкая, средняя дочь пани Вальдецкой! Такая тихоня в девушках, прекрасно ее помню, рта никогда не раскроет, слова не молвит, а тут столь страстный роман с паном Вольским, известным сердцеедом. Как раз на ипподроме пан Машковский их и застукал. Выясняется, они уже давно по конюшням рандеву устраивают, делая вид, что приезжают туда для конных променадов. И вот на варшавских бегах пан Машковский их высмотрел, и пани Машковская отпереться никак не могла, ибо в жарких объятиях оба позабыли обо всем на свете. Поскольку пан Машковский горячность чрезмерную проявил, с нервами не сладив, дело поединком кончилось. И на поединке пан Машковский пану Вольскому ногу над коленом прострелил, а пан Вольский пана Машковского в руку ранил, однако же оба живы и ничего с ними не станется. Пани Машковскую отправили аж под Замостье, от греха подальше в глухую деревню, уехала она заплаканная и обиженная, а тетка Клементина головой ручается, что вся любовь через год насовсем забудется, если только пан Машковский каких глупостей посторонних не наделает и себя попридержит. Лишь бы после потомства не обнаружилось и не усложнило бы дела. Пану Вольскому тоже прямой резон подале отбыть, а нога раненая тому не помеха.
…Зима нынешний год суровая была, пропасть волков отстреляли, и Матеуш обещается мне пелерину подбить волчьим пухом, хотя на то потребуется много времени, ибо следует выдрать весь волос из волчьей шкуры, зато нет на свете ничего теплее и легче. Наши кони третий год в большой цене, потому недостатка в средствах не испытываем, и Томашека можно для образования года на два выслать в Англию, нам это по карману, пусть в Лондоне малость посидит, уж больно гадко по-англицки выучился. Боюсь только, не молод ли? Может, сделать это на следующий год, а пан Владислав после Лукашека возьмет под свою опеку.
…Ну и новые компликации. Не иначе Господь неведомо за что на меня ополчился. Пан Владислав совсем потерял голову из-за моей горничной, да и она к нему склонность питает, вот ломаю голову, как выйти из положения. Ни его, ни ее больно неохота лишиться, ведь в Томашеке уже явственно видны и манеры прекрасные, и обхождение в обществе, а моя горничная Эмилька в ловкости иным француженкам не уступит, однако же распутства в доме терпеть не стану. Разве на время прикинуться слепою и глухою, а Матеуш пусть с ним один на один по-мужски поговорит?
Зеня после двух сыновей доченьки богоданной дождалась, Кларисса же наконец пану барону сыночка принесла, и каждая счастлива по обратной причине. Уж мы вволю насмеялися, когда обе ко мне с визитами прибыли. Зеня словно роза цветет, Кларисса же чрезмерно в теле прибавила, и приходится прежние платья расставлять. А полноту набирает от сластей, которыми лакомится в избытке, чтобы себе жизнь малость усладить после пана барона…
С Зосенькой моей не часто видимся, при шести детях трудно ей вырваться из дому, хотя большую помощь оказывает пани Липовичовая. Ох, что это я, уже добрых десять лет, как она пани Хольдерова, ведь вышла за Зосиного управляющего и переехала к ней в имение. По всему видно, теперешней жизнью весьма довольна, хоть и мезальянс допустила, выйдя за холопа, а все сама себе госпожа.
С трудом прочитав этот кусок дневника, Юстина сообразила, что прабабка стала как-то реже делать свои записи. Если судить по детям, она перескакивала не только через месяцы, но и через годы. Потому что жизнь стала однообразной, без ярких событий? Однако вскоре выяснилась истинная причина: прабабка была очень занята, о чем ясно написала в дневнике. Уже и раньше она неоднократно высказывала беспокойство по поводу тайника в Блендове, теперь же решила вплотную заняться его переустройством, а для этого затеяла полное переоборудование всего господского дома. Правда, жили они всей семьей в Глухове, родовом поместье Матеуша, но тот отрицательно относился к новомодным изобретениям вроде канализации, горячей воды в ванных комнатах, а уж тем паче электричества, что дало повод хитрой Матильде взяться за введение этих достижений цивилизации у себя в поместье, там она полная хозяйка. С присущим ей юмором описывала прабабка проведение канализации и одобрение этого удобства со стороны прислуги, которой уже не надо было бегать с господскими горшками, а горячая вода тоже всем пришлась по вкусу. С электричеством дело оказалось сложнее. Все в округе сочли Матильду ненормальной, даже в Варшаве электрический свет был еще большой редкостью, что же говорить о польских деревнях? К тому же удовольствие оказалось чрезвычайно дорогим, намного дороже обустройства ванных комнат и канализации. Матильда наняла специалиста – немца, обучавшегося в Америке и уже поработавшего в Петербурге. "Немец тот прямо надувался от важности и усердия. Хоть и флегматик, как немцу пристало, однако рвение редкое показал и работы развернул превеликие". Матильда признавалась в дневнике, что ничегошеньки в этих работах не понимала, только притворялась понимающей, да это и неважно, главное, из-за "превеликих" работ все в доме поставили вверх ногами, все перестраивали и переделывали, что и требовалось. А потом немецкий инженер к себе в Пруссию возвратился, только его и видели. Опять немаловажный факт, не проболтается.