8 декабря
Встретила я на кладбище ксендза и расспросила его, как далее обернется дело. Оказывается, ксендз уговаривает помощника садовника в другом месте поискать работу, сам даже предлагал ему помощь и дать рекомендацию в одно знакомое поместье в другом воеводстве, и тогда дело само собой разрешится. Но парень упирается, ибо старостова дочка пригожа, и амбиция в нем играет, не желает старику девку уступить, однако ксендз наверняка на своем поставит.
3 января 1910 года
Ну и сделалось так, как решил ксендз. С нового года помощник садовника устроился на работу аж в Пясечном, и даже не сильно сопротивлялся. А дочь старосты убивается и упрямо твердит – все одно за Дальбовского не пойдет, даже если не знаю что.
11 января
Кулиги на мою голову свалились, как саранча какая. Хорошо еще кузен Томаш весточку через Бартека прислал, который по лошадиным делам приехал, так я хоть два дня получила на подготовку. На двенадцати санях прикатили, а многие еще и верхом. Шутка сказать, сорок персон гостей, карнавал себе устроили…
Что ж это за мода такая пошла, глазам не верю! Платья у взрослых паненок столь непристойно коротки, что всю туфельку видать. А еще слыхала я, будто когда девицы на снегу катаются на лыжах, так платья и вовсе до половины голени, ну в это никак поверить невозможно.
24 января
Навела порядок после наезда гостей. А ветки со старых фруктовых деревьев, что зимой Бартек в саду спилил, все на копчение пущу, уж больно для того хороши. На Пасху надобно в Кренглево выслать побольше копченостей…
За увлекательным чтением время для Юстины шло незаметно, но, оказывается, все-таки шло. Идалька на третьем курсе решилась выйти замуж за своего избранника Ее жених Анджей, юноша из интеллигентной семьи, жил в крохотной трехкомнатной квартирке вместе с матерью, сестрой Беатой и братом Каролем. А поскольку их жилье было недалеко, на улице Домбровского, уже давно женихово семейство привыкло проводить много времени в Юстининой квартире, размеры которой потрясали непривычных к такой роскоши варшавян. И раз Анджеек вот-вот туда въедет насовсем, так он уже загодя заполонил одну комнату целиком, да и в ней не умещался со своим графическим хламом. О разноцветные картоны и громадные куски фанеры с таблицами и диаграммами все спотыкались в прихожей, коридорах и даже в гостиной.
Амелька после нескольких неудачных замужеств решила больше со своими мужчинами браков не оформлять и не столь серьезно относиться к любовным связям. Хахалей она меняла так часто, что Юстина им и счет потеряла, с некоторыми даже и знакомиться не успевала. Впрочем, не очень-то и жаждала знакомиться, тогда, глядишь, пришлось бы и осудить золовку, а так проще делать вид, что не замечаешь.
И одновременно с этим жуткую драму переживала Маринка. Жили они с мужем до сих пор тихо-мирно, как вдруг тот ровно взбесился и связался с секретаршей своего директора. Однако в откровенном мужском разговоре с тестем Маринкин муж чистосердечно признался, что секретарша – дело десятое, главное же – он больше с этой кретинкой, его, тестя, доченькой, не выдержит. Ему очень жаль, но глупость Маринки превосходит всякое понятие, не женщина, а корова безмозглая, и если он от нее не уйдет, непременно и сам спятит. Болеслав поначалу пытался сгладить ситуацию, да вспомнил свою старшую доченьку, которая в последнее время уже не вмещалась в обычное кресло, и слова осуждения замерли у него на устах.
Супруги сошлись на разводе, и Маринка решила подсунуть дочку Эву родителям, чтобы не травмировать душу ребенка, избавить ее от тягостных сцен, когда во время ежедневных скандалов сотрясались стены квартиры. Внучка доставляла Юстине много хлопот. Дурно воспитанная, капризная, она привередничала за едой, устраивала истерики из-за нарядов и охотно прогуливала уроки.
Тут же возникли финансовые проблемы. Разделить Маринкину квартиру, обменять ее на две не удалось, значит, один из супругов оставляет за собой жилплощадь, второй же получает за нее денежную компенсацию. При мысли, что на нее одновременно свалятся обе дочери, одна с мужем и его бесчисленными графическими опусами, другая с невозможной девчонкой, у Юстины потемнело в глазах, и она решила отдать что угодно, лишь бы оставить за Маринкой квартиру. В дело пошло предпоследнее колье, и Маринка квартиру сохранила, однако Эва пока осталась у бабушки, потому что матери нужно было время для обретения душевного равновесия. Во всех этих бедах было единственное утешение: от переживаний Маринка похудела на десять килограмм.
Идалькину свадьбу справляли у Гортензии, любовь которой к устройству застолий и парадным приемам к старости стала просто манией.
Вскоре после этого как-то незаметно скончался Людвик. Хотя с сердцем у него давно были неполадки, смерть все равно явилась для родных неожиданностью. Прикончили его махинации на ипподроме. Дарек с Иоасей и детьми на похороны не приехали, поскольку находились где-то в Южной Америке, и, когда весть о смерти отца разыскала их в недрах Аргентины, Людвик давно уже был в земле. Гортензия подумывала теперь о продаже дома, который для них с Геней был явно велик, но без сына-наследника решила пока ничего не предпринимать.
В свалившихся на Юстину неприятностях и хлопотах записки панны Доминики были не просто отдохновением, а, можно сказать, успокаивающим лекарством, намного лучшим всех разрекламированных медикаментов, поскольку не оказывали никакого вредного побочного воздействия. Такое блаженное спокойствие царило в Блендове на рубеже веков, такими трогательными были драмы и сенсационные происшествия тех времен, что душа отдыхала в целительной атмосфере образцового поместья. Снисходительную улыбку вызывали у Юстины тогдашние беды, вроде той, которая стоила панне Доминике немалой нервотрепки, когда глупая кухонная девка вместо яблоневых да сливовых веток бросила в огонь при копчении еловые сучья и ветчина пропиталась смолистым запахом до такой степени, что даже дворовые собаки не сразу решились ее сожрать. А дочка старосты вышла-таки за богача Дальбовского. Вдовец соблазнил капризную красавицу золотыми часиками, которые вешались на шею. Правда, время определять она так и не научилась, но золото – оно всегда золото. Пан Пукельник опять неожиданно заявился со своим уже взрослым сыном, и это весьма смутило панну Доминику, ибо к тому времени до нее стороной (опять небось от еврейских купцов?) дошли слухи, что по непонятным причинам кузина Матильда, ее хозяйка, пана Пукельника на порог не пускает. Точно будет недовольна, если его в блендовский дом впустят, но как знакомому гостю на дверь указать?